Быть грозе!
Молча становятся в пары. Идут тихо в зал. Калмык впереди, красный, смущенный, с потупленными глазами, с черными огромными усищами, нарисованными над верхней губой.
— У «мелочи», глядите, братцы, церемониймейстер! — кричит кто-то из старших в коридоре и все указывают пальцами на Калмыка.
Инспектора в зале нет. Слава богу! Гроза миновала. Но зато сколько насмешливых взглядов и замечаний приходится вынести Калмыку!
О, он не простит этого Дедушке!.. Никогда не простит, отплатит ему, припомнит…
Сердце Калмыка исходит от злости. В голове роятся беспокойные мысли, как бы отомстить…
Молитва кончена. Звонок, и мальчики расходятся по классам.
В первом младшем классе, у «мелочи», идет урок географии. Географию преподает классный наставник, болезненный, раздражительный, худенький человечек с козлиной бородкой. Зовут его Петр Петрович Пыльмин; гимназистики прозвали его Петухом. Петух терпеть не может лености и щедро сыплет на своем уроке единицы и двойки. Учиться у него претрудно: все наизусть, все наизусть. Реки наизусть, горы наизусть, моря наизусть, страны наизусть, словом, весь мир наизусть буквально, точно «Отче наш» или «Богородицу». А чуть переврал что-нибудь— пара. Еще переврал — кол. Еще — картошка. Так называют двойки, единицы и нули на языке гимназистов.
Сегодня Петух сердится больше обыкновенного. Голова ли у него болит или зубы, бог знает, но он поминутно хватается то за щеку, то за лоб.
— Сегодня Петух злой, — шепчет Калмыку его сосед Подгурин.
— Подгурин, молчать! — услыша этот шепот, замечает строго классный наставник. — А впрочем, ступай сюда. Назови реки южной Америки. Они заданы к сегодняшнему дню? Дежурный!
Рыженький Костя Гарцев, близорукий, с золотушными подслеповатыми глазками, только что разбиравший на коленях под партой старые марки и коночные билетики, встает со своего места.
— Да, Петр Петрович, сегодня реки, — раздается его ответ, причем и марки, и билетики сыплются на пол дождем.
— Подгурин, отвечай! — не замечая беспорядка, приказывает классный наставник.
Верста нехотя поднимается со скамейки, таращит глаза, делает глупое лицо и молчит. Урока он не выучил, а что знал, то успел позабыть с прошлого года.
Петр Петрович сердится.
— Ну, что ж ты нем, как рыба! Отвечай! Верста молчит.
— Что ж ты молчишь?
По лицу Подгурина проползает лукавая улыбка.
— Как же мне отвечать, когда вы молчать велели, Петр Петрович! — тянет он плаксиво, как будто собираясь реветь.
— Ты глуп! — сердито замечает учитель. — Какая главная река Южной Америки?
Подгурин хмурится, собирает свой, и без того маленький, лоб в морщины, причем делается ужасно похожим на плачущую обезьяну, и… молвит, стараясь припомнить всеми силами, какая главная река Южной Америки.
— Амазонка! Амазонка! — усердно подсказывает с первой скамейки Малинин.
— Амазонка! — шипит и Янко с последней парты. Другие мальчики тоже усиленно подсказывают Подгурину.
Но Подгурин туг на оба уха. Он стал плохо слышать после скарлатины в прошлом году.
«Онка… Онка… Гонка… Конка»… — едва-едва разбирает он и вдруг широко улыбается… Услышал!
— Картонка! — уверенно сообщает учителю Подгурин. — Главная река Южной Америки — Картонка.
Класс фыркает и заливается смехом. Учитель краснеет, сердится.
— Сам ты картонка! — бросает он гневно. — Второй год в классе сидишь, а Америки не знаешь. Стыдись!
И он ставит Подгурину единицу.
— С колышком вашу милость поздравить извольте! — смеется Янко, который не терпит Подгурина.
Верста показывает Янко исподтишка кулак и с угрюмым видом садится на место.
— Раев! Назови мне реки Южной Америки, — слышит Счастливчик голос учителя.
Кира встает, берет линейку и выходит на середину класса к географической карте, которая висит на доске.
Счастливчик знает урок, отвечает бойко. Вчера он все реки Америки прошел с Мик-Миком.
Лицо Пыльмина проясняется.
— Хорошо! — говорит он с довольной улыбкой, отпуская Киру на место.
— Бурьянов! — вызывает он Калмыка.
Калмык, посвятивший все утро на устройство «фокусов и чревовещания», не успел повторить урока. Реки выскочили у него из головы, и он начинает бормотать себе что-то под нос.
Учитель сердится снова.
— Лентяй!.. Лентяй!.. — ворчит он с кафедры.
С последней скамейки приподнимается кто-то и протягивает руку, не особенно чистую, в чернильных пятнах. Это Янко. Он тоже не знает из заданного урока ни полслова и, боясь, что его сейчас вызовут, решается на хитрость:
— Господин классный наставник! У Янко живот болит. Можно ему пойти в приемный покой к доктору? — говорит сам Янко, пряча за головами товарищей свое смеющееся лицо и стараясь подражать голосом и произношением Подгурину.
Но Петра Петровича обмануть трудно. Он отлично понимает и кричит:
— Янко! В угол к печке ступай. А за неуменье держать себя в классе ставлю тебе единицу по поведению.
Пристыженный Янко шествует со сконфуженным видом к печке.
Чья-то предательская нога выставляется в проходе между партами. Янко не видит ноги, не чувствует хитрого умысла сделать ему «подножку», цепляется за ногу и стремительно летит на пол.
— А чтоб вас, — красный от неожиданности бормочет Янко, — и дойти-то как следует парубку до печки не дадут. Эх-ма!
Это выходит так неожиданно смешно и забавно, что все хохочут. Даже строгий учитель не может удержаться от улыбки. У Ивася Янко, маленького хохла, есть драгоценная способность привлекать к себе все сердца добродушием и заразительной веселостью.