Счастливчик - Страница 12

— И одет ты всегда так хорошо тоже?

— Как хорошо? — изумился Счастливчик.

— Ну, вот как на экзамене одет был: в бархате и кружевах, точно его величество, принц китайский! — со смехом бросает Подгурин.

— Я не видел, как одевается принц китайский, — тем же спокойным тоном говорит Счастливчик, — но бабушка любит, когда на мне бархатный костюмчик с кружевным воротником. Теперь я гимназист и носить его не буду больше. У меня форма, — заключает он не без доли самодовольства.

— Не форсись гимназистом! Не гимна-зист ты, а девчонка или просто лохматая собачонка, или овца! — сердито крикнул Бурьянов и неожиданно дернул Счастлив-чика за его белокурые волосы.

— Ай! — вскрикнул Счастливчик. — Мне больно!

— Коли больно, не держи себя вольно, — захохотал Бурьянов.

Другие мальчики вторили Калмыку, как они уже успели прозвать этого мальчика за его маленькие глаза и монгольские скулы.

— Эка неженка! Крикун! Волосок тронуть нельзя! Подумаешь тоже!

— Оставьте его, братцы! Я его живо от хвастовства отучу, — повысил голос Подгурин. — Эй, ты, левретка, овца, кукла нечесаная, — резко обратился он к Кире, — небось тебе бабушка на заказ костюм шила?

— Да, на заказ, — отвечал изумленный таким неожиданным вопросом Счастливчик.

— Ишь ты как! Фу ты, ну ты, ножки гнуты. А сапоги, поди, из кожи шевро?

— Право, не знаю.

— А белье? Тонкое, поди, дорогое, батистовое?

— Да, тонкое, — спокойно отвечал Счастливчик, — а что?

Он поднял свои большие серьезные глаза на Версту с молчаливым вопросом. «Что, мол, тебе за дело до моего белья и платья?» — казалось, спрашивали его глаза.

— Ага! Ты так-то! Хвастаться вздумал! Пыль нам пускать в нос с первого же дня своим богатством! Так постой же ты у нас! Мы тебя проучим! — неожиданно громким голосом закричал Подгурин и, нагнувшись к уху Бурьянова, шепнул ему что-то.

— Ха, ха, ха, ха! — так и покатился со смеха Калмык. — Здорово придумал! Ай, да Подгурчик! Молодец!

— Эй, ты, Лилипут, снимай, брат, твою амуницию! — решительно проговорил Верста и крепко схватил одной рукой за плечи Счастливчика, а другой изо всей силы рванул его за борт куртки. Две пуговки на вороте отскочили от этого грубого движения. Тонкое сукно затрещало по швам. Мальчики захохотали, Подгурин и Калмык громче всех.

— Что вы хотите делать со мною? — теряя обычное свое спокойствие, испуганно вскричал Счастливчик, всеми силами стараясь запахнуть расстегнутую курточку на груди.

— Ничего особенного, миленький, — паясничая и корча обезьянью гримасу, пищал умышленно тоненьким голоском длинный Подгурин. — Раздеть тебя хотим. Ничего особенного, прелесть моя! Только костюмчик твой снимем, что бы ты не больно-то форсился своим платьем. Эй, Калмычок, помоги мне справиться с этим франтом! — не переставая смеяться, поманил Подгурин приятеля.

— Ха, ха, ха! — смеялись и прыгали вокруг них мальчики.

— Раздеть, раздеть, конечно! Ха, ха, ха, ха! Что, в самом деле, за хвастун выискался! Франт пике, нос в табаке! Форсило!

Счастливчик испуганным взглядом затравленного зверька окинул толпившихся мальчиков.

«Неужели это они, те самые, что только что угостились из его корзины? И ни одного ласкового, расположенного к нему не найдется между ними!.. Все очень весело и охотно принимают глупую, злую шутку этих двух гадких, злых второгодников. О, если бы можно было уйти домой! Сейчас домой!» — мучительно сжималось сердце мальчика, но желанию Счастливчика не суждено было осуществиться. Домой он ни в коем случае так рано попасть не мог.

Между тем несколько пар рук протянулось к нему, и Подгурин крикнул тоном, не допускающим возражений:

— Эй, Малинин, иди на стражу караулить дверь!

И черненький, как мушка, Малинин, мальчик лет одиннадцати, стремглав помчался к двери класса, выходящей в коридор.

Счастливчика окружили плотнее, схватили за руки, прижали к стене. Чьи-то проворные пальцы стали стаскивать с него куртку, пояс, сапоги, штанишки…

Через какие-нибудь пять минут у доски, вместо маленького гимназистика в куртке, стоял беленький, в одном нижнем белье, дрожащий, как лист, от холода и волнения, худенький кудрявый мальчик.

— Ну, вот, теперь ты и повар! Не хочешь ли сготовить нам обед? — хохотал Подгурин, дергая Счастливчика за волосы, за рубашку, за пуговицы нижнего белья.

— Нет, нет, он не повар, а сенатор! Только сенатор без мундира! Честь имею приветствовать вас, ваше превосходительство! — вторил товарищу Калмык, становясь во фронт перед раздетым Счастливчиком и взяв руку под козырек.

— Ха, ха, ха, ха! Вот умора! Совсем, совсем ощипанная левретка! Стриженая овца! Бе-бе-бе-бе! — неистовствовали другие гимназисты.

Счастливчик стоял у стены, дрожа всем телом. Личико его было бледно. Губы дрожали. Глаза были полны слез.

«Бабушка! Бабушка! Зачем ты меня отдала сюда на такую обиду, на такую муку!» — томился бедный мальчик.

Вдруг Подгурин неожиданно наклонился, схватил с пола валявшееся в куче платье Счастливчика и, вскочив на парту, взмахнул рукою с костюмом и ловко забросил его на лампу, висевшую под потолком.

— Господа, кто желает купить с аукциона эти вещи? Дешево продам! — вскричал Калмык и волчком закружился на одном месте.

В ту же минуту дверь класса широко распахнулась и карауливший ее Малинин, как бомба, вылетел на середину комнаты.

Вслед за Малининым в класс влетели Янко, Голубин и Курнышов.

Краснощекий Помидор Иванович на минуту остановился у порога, быстрым взором окинул класс и, казалось, в один миг понял все происшедшее.